Читальный зал

Полиция у входа в синагогу в Галле/ Фото с сайта DW

Глава еврейской общины о теракте, антисемитизме и ультраправых в ФРГ

После нападения на синагогу в Галле в Германии обсуждают рост антисемитизма в стране. DW поговорила с очевидцем теракта, главой еврейской общины и выходцем из Киева Максом Привороцким.

Макс Привороцкий – выходец из Киева и председатель еврейской общины восточногерманского города Галле, где 9 октября произошел теракт. Молодой немец ультраправых взглядов пытался устроить бойню в синагоге во время еврейского праздника Йом–Кипур, но не смог – и убил двух случайных людей. Deutsche Welle поговорила с Максом Привороцким о нападении на синагогу и о причинах растущего антисемитизма в Германии.

Deutsche Welle: Считается, что когда эмоции улягутся, картина событий  видится четче. Как вы сегодня видите теракт в Галле?

Макс Привороцкий: Волна эмоций еще не прошла. Это связано с тем, что к нам потоком пошли гости, пресса. Самым положительным в этом трагическом событии стала реакция обычных людей. У меня много раз появлялись слезы, когда я читал электронные письма. За два дня мы получили коло 900 мейлов с выражением солидарности. Это была поддержка от чистого сердца – от христиан, мусульман, неверующих. Я понял, что все не так плохо.

– В  момент теракта вы находились в синагоге. Как это было?

– В синагоге был, как потом выяснилось, 51 человек. Шло чтение Торы. У нас нет полиции, нет специальной охраны. Вход с улицы ведет через дверь во двор, а дальше – входная дверь в саму синагогу. Дверь на улицу всегда закрыта, и во время служб внутри возле монитора, который показывает запись наружной камеры, сидит кто–то из членов общины. Этот человек в районе 12 часов крикнул, что произошел взрыв. На мониторе мы увидели дым, после этого началась стрельба из автоматического оружия. Кто-то упал, потом мы узнали, что это была женщина, которая проходила мимо. Это был не фильм ужасов, это был ужас живьем.

– В этот момент вы поняли, что это теракт?

– Эта мысль пришла быстро, но мы не готовились к такому, не проходили курсов. Я быстро позвонил в полицию, наверное, громко кричал, потому что меня спрашивали, кто я такой. Потом я много раз звонил в полицию, требуя, чтобы они ехали быстрее. За это время мы организовали, чтобы женщины были отправлены в квартиру наверх, а мы обе двери в здание забаррикадировали, на случай, если нападавший попадет во двор. Но это ему не удалось. Он сначала попытался взорвать ворота, не получилось, и он убил эту женщину. Потом он пытался расстрелять дверь во двор, но она не поддалась.

– Это была бронированная дверь?

– Это обычная деревянная, но очень прочная дверь. Ворота тоже массивные и тоже выдержали. Потом он начал бросать бутылки с зажигательной смесью и гранаты через стену. Одна из гранат взорвалась на кладбище между двумя памятниками, и они срикошетили осколки. Бутылки с зажигательной смесью не загорелись.

– Когда приехала полиция?

– Полиция приехала примерно через 10 минут. Но когда она приехала, то не зашла к нам. Нам не разрешили выходить из синагоги, и мы еще несколько часов находились внутри. Все это время связь с ней была по телефону.

– Как вы в целом оцениваете действия полиции?

– Можно я не буду отвечать на этот вопрос?

– В других городах Германии у синагог часто дежурит полицейская машина. В вашем случае этого не было. Почему?

– Существует так называемая оценка безопасности, которую проводит криминальное ведомство. Присваивается номер – у нас был шестой. Это означает, что полиция должна время от времени проезжать мимо объекта. Из этого я делаю вывод, что, наверное, неправильно оценивалась ситуация с безопасностью. Сейчас нам присвоили номер 4, и полиция стоит у синагоги все время.

– Вы обращались в полицию до теракта с просьбой предоставить охрану?

– На этот праздник – нет. Когда-то раньше мы обращались, но поскольку это было бесполезно, мы прекратили это делать. Мы приняли свои меры предосторожности, и их оказалось достаточно.

– Чувствуете ли вы себя сейчас в безопасности?

– Сейчас все еврейские объекты охраняются круглосуточно очень хорошо. Доходило до того, что, поскольку не все полицейские знают меня в лицо, вначале было такое – я приехал, а они меня не пускают в синагогу. Больше всего я опасаюсь, что будет какая-то кампания, как в бывшем Советском Союзе, когда сажали кукурузу или боролись с пьянством.

– Что вы имеете в виду?

– Кампания, если это будет продолжаться как сейчас, вызывает отрицательные эмоции у любого нормального человека. У нас сейчас уровень охраны очень высокий. Я считаю, охрана нужна во время служб, мероприятий, а ночью – не знаю, но это вопрос не ко мне. Это может вызывать негативную реакцию. Я уже читал комментарии вроде, синагоги охраняют и мечети охраняют, а церкви – нет.

– Недавно в Германии было опубликовано  новое исследование, согласно которому у каждого четвертого немца проявляется антисемитское мышление. Вы это заметили?

– Антисемитизм однозначно развивается очень активно. С моей точки зрения, причины разные. Одна из главных – неправильная политика определенных кругов власти, которые своим примером показывают, что отношение к Израилю и евреям может быть каким угодно. Когда звучат заявления о том, что безопасность Израиля – часть государственного резона Германии, и при этом поддерживаются антиизраильские резолюции в ООН. Примеры тому: резолюции Генассамблеи или комитетов с критикой действий Израиля на палестинских территориях, которые поддержала Германия – или воздержалась при голосовании.

– То есть вы критикуете правительство в Берлине…

– Да, и в частности МИД. На меня это производит удручающее впечатление. Независимо от теракта или эпизода, когда я стоял у синагоги и мне крикнули «убийца детей». В Советском Союзе я привык к тому, что антисемитизм был на бытовом уровне всегда – могли обозвать, косо посмотреть... Такие проявления существуют во многих странах, но я вижу главную проблему в неправильной политике по отношению к Израилю, которая может провоцировать антисемитизм.

– Какие еще причины антисемитизма в Германии вы видите?

– Несомненно то, что приехало большое количество людей из стран, в которых антисемитизм является доктриной государственной политики – Сирия и арабские страны. Я не критикую то, что они приехали в Германию, на то есть понятные причины. Задача страны, которая их пустила, – сделать так, чтобы негативные последствия свелись к минимуму. Для этого делается недостаточно.

– С какими проявлениями антисемитизма сталкивались вы лично до теракта?

– Я видел в Галле антисемитскую демонстрацию, которую провели арабы недалеко от синагоги. Еще видел антиамериканскую демонстрацию на центральной площади, на которой выступал человек, который собирает средства для ХАМАСа. Антиамериканизм и антисемитизм часто присутствуют у одних и тех же людей.

– Вы сталкивались с проявлениями антисемитизма со стороны ультраправых?

– Однозначно. У нас в Галле регулярно по понедельникам встречается на демонстрации небольшая, человек 20–30, но очень агрессивная группа. Это ультраправые, которые не скрывают своих теорий всемирного заговора, в частности – еврейского. Я слушал несколько их выступлений. Одна из их идей – что якобы есть некий капитал, понятно какой, который правит миром; aмериканское правительство находится под влиянием этого капитала; слабые политики западных стран помогают украинским фашистам, и единственная сила, которая может всех спасти, – Россия.

– Вы регулярно бываете в Украине, откуда недавно поступали сообщения о проявлениях антисемитизма. Можно ли сравнить Украину с Германией?

– Я не очень хорошо знаю ситуацию в Украине, но сам там этого не замечал. В отличие от Германии там можно свободно ходить одетым как угодно. Я видел в Киеве евреев с кипами, ультраортодоксальных раввинов – и никаких проблем не было. Хотя не могу сказать, что это всегда так. По Берлину продолжительное время ходить в таком виде – опасно.

– Можно ли говорить, что власти Германии недооценили антисемитизм  ультраправых?

– Можно. Власти недооценили опасность радикальных кругов – что правых, что левых.

– Какой главный урок теракта в Галле для Германии?

– Германия много лет экономила на том, на чем экономить нельзя – на образовании. Один из главных уроков: разобраться, как получилось, что 27–летний парень стал монстром. Важно это понять и сделать выводы.

dw.com